В борьбе за глобальное влияние Иран стал для Вашингтона стратегическим выбором в качестве наиболее уязвимого звена. Белый дом стремится не только ограничить ядерные амбиции Тегерана, но и разрушить более широкий союз Китай–Россия. И пока удары США и Израиля разжигают пламя конфликта, наибольшие потери могут понести пять стран Центральной Азии, не имеющих выхода к морю.

В данной статье обозревателя «Daryo» и нерезидентного научного сотрудника Центра евразийских исследований имени Гейдара Алиева Элданиза Гусейнова рассматриваются политические амбиции Вашингтона, изучается «ловушка дилеммы безопасности», связывающая всех участников, а также уделяется внимание реальным экономическим угрозам в Центральной Азии.

Логика Вашингтона: нанеси удар по самому слабому звену треугольника Пекин–Москва–Тегеран

С тех пор как Дональд Трамп вернулся в Белый дом в январе 2025 года, Иран стал опорной точкой стратегии США против двух главных соперников.

По мнению Вашингтона, альянс Китая, России и Ирана угрожает глобальному лидерству Соединенных штатов. Китайская технология, российская военная мощь и иранская география вместе создают усиливающуюся угрозу. Однако эта триада асимметрична: Китай и Россия — ядерные державы с диверсифицированной экономикой, в то время как Иран — страна, страдающая от санкций, и по мнению некоторых экспертов, политически хрупкая и отстающая в военном плане.

США, последовательно применяя сначала экономическое, затем дипломатическое, а теперь и всё более силовое давление, стремятся нанести удар по наименее защищённому звену и разрушить альянс. Белый дом рассчитывает добиться этого двумя способами.

Во-первых, снижая экспортный потенциал Ирана, США бьют по энергетической безопасности Китая, поскольку Тегеран ежедневно поставляет КНР от 1 до 2 миллионов баррелей нефти, свыше 90 процентов из которых перерабатываются на китайских нефтеперерабатывающих заводах.

Любой сбой в поставках — это не только ущерб для Тегерана, но и серьёзный вызов для Пекина.

Во-вторых, усиливая удары по Ирану при поддержке Израиля, США ставят Москву перед трудным выбором: либо оказывать союзнику военную помощь, в которой она сама нуждается, либо потерять репутацию, бросив своего «стратегического партнёра» в беде. Таким образом, давление на Иран — это косвенное давление на Китай и Россию.

По мнению Вашингтона, внутренние потрясения в Иране ударят по китайским логистическим цепочкам и российской дипломатии раньше, чем истощат ресурсы США. Размещение американских танкерных самолетов в Европе и на Ближнем Востоке, для поддержания израильских  истребителей, — это не только подготовка к возможной военной интервенции, но и сигнал. Это инструмент давления, достаточный для создания стресса у противников, но не столь сильный, чтобы втянуть США в полноценную войну.

Но проблема в том, что политика принуждения редко развивается предсказуемо. США, Израиль и Иран оказались в ловушке классической дилеммы безопасности: каждая сторона воспринимает собственные действия как оборонительные, а действия другой — как агрессию. Для Израиля сам факт существования иранской программы обогащения урана — это экзистенциальная угроза. Для Тегерана отказ от этой программы равносилен капитуляции и падению режима.

Вашингтонское требование по полному отказу от обогащения урана Иран интерпретирует как намерение свержения режима, тогда как Израиль считает каждый новый иранский центрифужный каскад предвестником своей стратегической катастрофы.

Даже если закулисные переговоры дадут кратковременную передышку, это гарантирует, что цикл недоверия возобновится. Более того, любая дислокация укрепит влияние США в Персидском заливе. Таким образом, даже дипломатическое урегулирование не решает дилемму, а лишь меняет её форму — и Вашингтон всё равно выигрывает.

Побочный ущерб: как может пострадать Центральная Азия

Углубляющееся противостояние между Израилем и Ираном сулит исключительно негативные последствия для пяти стран Центральной Азии. Наибольшую опасность представляют три направления:

• Уязвимость торговых маршрутов. Казахстан, Узбекистан и Туркменистан полагаются на иранские порты, особенно Бандар-Аббас, как на южные ворота в глобальные рынки. Ракетные удары в Персидском заливе, рост страховых издержек и возможная блокировка Ормузского пролива могут свести на нет все преимущества, достигнутые в рамках Международного транспортного коридора «Север–Юг».
• Резкое изменение цен на энергетику. Такие экспортеры углеводорода, как Казахстан, могут временно выиграть от нефти по 110 долларов за баррель, но волатильность мешает привлечению долгосрочных инвестиций и усложняет внутреннее регулирование цен. А импортозависимые Кыргызстан и Таджикистан быстрее и значительнее пострадают от роста цен на топливо и продовольствие.
• Фактор безопасности. Граница Туркменистана с Ираном протяженностью 1150 км в условиях кризиса может превратиться в канал для нелегальной миграции, трафика оружия и беженцев.

Для контроля над ситуацией Ашхабад может перевести часть своих сил из границ с Узбекистаном и Казахстаном, что повышает риски трансграничной контрабанды, экстремистских сетей и других негативных последствий.

По данным соцопросов, население региона, в целом, нейтрально или сочувственно относится к Тегерану. Власти сохраняют нейтралитет, призывая стороны к мирному урегулированию. Однако нейтралитет не отменяет географию. В среднесрочной перспективе прогноз негативен: тормозятся планы по диверсификации логистических цепочек, модели роста расшатываются, потсрадает репутация Центральной Азии в качестве хаба, связывающего восток и запад.

Более того, как показывает статистика Международного торгового центра, торговля между странами Центральной Азии и Ираном остаётся невысокой, за исключением отдельных ниш, таких как экспорт шелка из Узбекистана. В целом статистика указывает на нестабильность и волатильность торгово-экономических отношений между странами ЦА и Ираном.

Разрешение иранско-израильского конфликта и возможное смягчение санкций открыли бы перед странами Центральной Азии возможности по развитию связей как с Ираном, так и с Ближним Востоком и Индией.

Стратегические выводы для Центральной Азии:

1. Диверсификация транспортных связей теперь является вопросом национальной безопасности. Наличие альтернативных коридоров, страховщиков и валют — это не роскошь, а вопрос выживания.

2. Повышение цен на энергетику — это временное облегчение, которое требует осторожности. Дополнительные доходы должны направляться для пополнения резервных фондов и укрепление границ, а не на расширение расходов.

3. Гибкая дипломатия важнее блоковой привязки. Повышается склонность полагаться на ОДКБ или кредиты «Одного пояса и одного пути» Китая. Долгосрочный суверенитет требует сбалансированного партнёрства с Токио, Брюсселем и Нью-Дели.

4. Важность подготовительных мер, направленных на безопасность населения. Планы по приёму беженцев, системы трансграничного медицинского мониторинга и устойчивость к информационным атакам должны восприниматься столь же серьёзно, как и защита нефтяных трубопроводов.

Целевой удар по Ирану — это сознательный выбор США для «стресс-теста» китайско-российского альянса. С геополитической точки зрения, это логично: Тегеран, будучи самым слабым звеном, выполняет рещающую роль в энергетической стратегии Китая в Персидском заливе. Но в центральной части Евразии — от Каспия до Тянь-Шаня — в результате этой стратегии увеличиваются расходы на перевозку груза, повышается недоверие инвесторов.

Лидеры стран Центральной Азии не могут изменить ход конфликта между США и Ираном. Но они могут предпринять срочные шаги для защиты своих стран от экономических и социальных угроз этого конфликта, за которую они не отвечают, но от которой больше всего страдают.